1
Щурилась искоса темень дремучая,
серая хмарь.
Где-то под крышею, отсветом мучая,
бился фонарь.
Грезило розово грозное зарево,
озеро слез.
В черном ведерке помешивал варево
вдовый матрос.
Маялся в сумраке кашель простуженный,
жалобный клич.
Рядом хрипел гимназистик контуженный,
лежа навзничь.
Ветры раздольные гнали пожарища,
рушили твердь.
Звали приказы - отрывисто, лающе,
прямо на смерть.
2
Сонное бдение, сборы недлинные,
злая роса.
Дикие птицы тянулись с повинною
на голоса.
Ветры залетные сдвинули к северу,
сбили огонь,
в поле резвился, тоскуя по клеверу,
всбрыкивал конь.
Чудилось странное - исповедь трудная,
но вдалеке
выплыло облако чадное трупное
вниз по реке.
Кто-то измученный, в черном бушлатике
вырвал из грез.
"Наш гимназистик-то кончился, братики," -
всхлипнул матрос.
3
Дальние склоны оделись лавиною
серых папах,
грубым зловонием, силой звериною
воздух пропах.
Хмурые конники, всадники бравые
шагом брели,
плыли штандарты тугие, кровавые
в серой пыли.
Вдруг завертелось, заладилось месиво
сабель, погон,
там убивали находчиво, весело,
гнали вдогон.
Мчался отряд вереницею длинною,
злобой гоним,
чадное облако трупное, дымное
вилось за ним.
4
Вдоволь отрезано. Ивой дремотною
реквием спет.
Ржавыми водами, топью болотною
давится след.
Вторят раздумчиво гиблому случаю
эти края.
Корчись, Россия, покорная, сучая -
воля твоя.
Прежнего говора вольного, пьяного
нам не спасти.
Господи, заповедь выдумай наново
и не прости.
В лодке торопят. Темнеет излучина
у камыша.
Голая-голая, стонет измученно
наша душа.
1992
|
