Из разбитых камней, от всего далеки, по замшелому следу текут родники. Устремляясь за ними, свободны от пут, утомленные звери неслышно бредут. Незаметно крадутся века напролет - только хрип обессиленный их выдает. Только стон, вырываясь из каждой груди, извещает с тревогой о них впереди. И не кровь на клыке - только боль у виска помогает не думать, что цель не близка. Только боль да молва, да ручьев череда заставляют спешить непонятно куда. И чужие друг другу, изгоям сродни, по коре перепрелой ступают они. И дойдя до низин, до назойливых трав, цепенеют на время, в безверие впав. И тогда вырывается стон на века, и у парки седой отсыхает рука. И премудрый Харон опускает весло, чтобы лодку обратно волной отнесло. Но ручьи зазывают. Оскалив клыки, собираются звери у мертвой реки. И безумная парка, стеная в углу, в незаконченный саван втыкает иглу. И разносится звук, безразличен, глубок - то угрюмый Харон совершает гребок, и порожняя лодка, за кем-то спеша, молчаливо уносится вдоль камыша. 1993
