Мать греческих страстей и прихотей латинских, О Лесбос, родина томительнейших уз, Где соплеменник солнц и молний исполинских, Был сладок поцелуй, как треснувший арбуз; Мать греческих страстей и прихотей латинских.
О Лесбос, где восторг увенчивал терзанья, Где водопадами срываясь без числа, Невыносимые кудахтали лобзанья, А бездна мрачная рыдающих влекла; О Лесбос, где восторг увенчивал терзанья!
О Лесбос, где влеклась красотка Фрина к Фрине, Где вторил вздоху вздох, где, смея уповать На прелести твои, не чуждые богине, Сафо заставила Венеру ревновать; О Лесбос, где влеклась красотка Фрина к Фрине.
О Лесбос, млеющий во мраке ночи душной, Когда, подруг своих приняв за зеркала, Прельщаясь наготой пленительно-послушной, Юницы нежили созревшие тела; О Лесбос, млеющий во мраке ночи душной!
Пусть хмурится Платон, запретное почуяв; Ты благородная, ты нежная страна. Свой искупаешь грех избытком поцелуев И утонченностью оправдана вина; Пусть хмурится Платон, запретное почуяв!
Страданья вечные твой образ оправдали; Неотразимая желанная краса Улыбкою влекла в блистательные дали. Где грезятся сердцам иные небеса; Страданья вечные твой образ оправдали!
Кто из богов твои дерзнет проклясть пороки, Когда в трудах поник твой изможденный лоб, И в море пролились из глаз твоих потоки? На золотых весах кто взвесил бы потоп? Кто из богов твои дерзнет проклясть пороки?
Да не осмелятся судить вас лицемеры, О девы, чистые средь гибельных услад, Вы были жрицами возвышеннейшей веры, И рай был вам смешон, и пресловутый ад! Да не осмелятся судить вас лицемеры!
Один я избран был для строгих песнопений, Чтоб девственниц в цвету стихом я превознес; Один сподобился я черных посвящений, В которых дерзкий смех и горький сумрак слез; Один я избран был для строгих песнопений.
С тех пор я на скале Левкадской страж прилежный. Как зоркий часовой, который что ни миг Ждет, не возникнет ли в лазури безмятежной Фрегат стремительный, тартана или бриг; С тех пор я на скале Левкадской страж прилежный.
Смотрю, спокойно ли, приветливо ли море, И содрогается в рыданиях скала, А Лесбос грустно ждет, не выплывет ли вскоре Труп обожаемой Сафо, что уплыла Узнать, спокойно ли, приветливо ли море;
Скорбь любящей Сафо, поэта-героини, Чья красота красу Венеры превзошла, Поскольку черный глаз прекрасней нежной сини, Когда клубится в нем страдальческая мгла: Скорбь любящей Сафо, поэта-героини,
Чья красота красу Венеры затмевала, Так что волнения не в силах превозмочь Тот, на кого Сафо над бездной уповала, Угрюмый океан, в свою влюбленный дочь, Чья красота красу Венеры затмевала,
Сафо, погибшая в день своего паденья, Когда, презрев обряд, чарующий сердца, Она унизилась до мерзкого раденья И предала себя насилию самца, Сафо, погибшая в день своего паденья.
И слышится с тех пор над Лесбосом рыданье, Хотя земля его вселенной дорога, И в темноте ночной вопит еще страданье, Пьянящей жалобой озвучив берега; И слышится с тех пор над Лесбосом рыданье!
