На яркий луг пролилась кровь,
нарушив покой трав,
и я с удивленьем увидел вновь,
что он не всегда прав,
а тех, рукокрылых, бьют на лету,
вминая в песок прыть, -
я понял, что он попал в маяту,
которой не смог скрыть.
Он слишком легко разрешил дню
скостить для себя треть
и долгую ночь доверял огню,
который устал тлеть,
но глядя в мир сквозь ночной мрак,
смутивший его лик,
никто не посмел ни подать знак,
ни, даже, поднять крик.
Мальчишки не могут сдержать дрожь,
и каждый - его раб,
они никому не простят ложь,
что он иногда слаб,
а женщина - та, из земных шлюх -
не сводит с него глаз,
и мы скучнеем, когда он сух
и смотрит поверх нас.
Миры куролесят, и тьма блажит,
рождая поток смут,
а лучший год уж давно прожит,
и высший свершен суд,
в пространстве глаза мечется блик,
смущая ночной сон,
и есть ощущенье, что пройден пик
и что начался склон.
Рожденный им, выползает век,
и падает снег, наг,
он смотрит из под тяжелых век,
вершитель судеб, благ,
на разных тех, что живут, любя,
на потерявших стыд,
он представляет средь них себя
и, усмехаясь, спит.
И падает снег, оттеняя тьму,
легко торопя грусть,
нам многое нужно сказать ему,
но не сейчас, пусть
он смотрит сны, и его покой
хранит облаков тень,
скрывая от всех до поры, какой
на смену придет день.
1990
|
