Хлещет дождь по листьям и по веткам,
Бьет, гудит, упругий и прямой,
Дальний берег скрыт за плотной сеткой,
Дымчатой, холодной, слюдяной.
Пляшет дождь веселый, голоногий,
Мутные взбивая пузыри.
Пляшет вдоль проселочной дороги,
Бьет чечетку с утренней зари.
Мало стука - он ударит градом.
Лес шумит от ледяной шрапнели...
А они стоят недвижно рядом
Под плащом высокой статной ели.
Дождь застал их на глухом проселке,
По дороге к лагерю. И вот
Третий час колючие иголки
Их в лесу спасают от невзгод.
С четырех сторон - стена воды...
Кажется, ни людям, ни зверям
Не сыскать их даже по следам.
Впрочем, в дождь какие уж следы?!
В рюкзаке мешочек с образцами
Да промокших спичек коробок,
Маленький пакетик с сухарями,
Шесть картошин, соль да котелок.
Влажный ветер, рыща по округе,
Холодком колючим донимает
И озябших путников друг к другу
Все тесней и ближе придвигает.
Как странны невольные объятья.
Все яснее у груди своей
Грудь девичью под намокшим платьем
Чувствует взволнованный Андрей.
Надо б как-то сразу распрямиться.
Пошутить беспечно, отстраниться.
Только он, как раз наоборот,
Не назад подался, а вперед.
Что виной тут: тихий посвист птицы?
Ветра ли пьянящего глоток?
Танины ли длинные ресницы?
Он и сам ответить бы не мог.
А Татьяна? Что же нынче с нею?
Где ледок ее спокойных глаз?
Почему так ласково к Андрею
Вдруг прильнула девушка сейчас?
Кто сумеет разобраться в этом?
Право, глупо спорить и гадать!
Легче звезды в небе сосчитать,
Чем сердечным овладеть секретом!
Все сейчас красноречивей слов:
Тихий вздох, пожатие руки...
Что же это: новая любовь
Иль минутной вспышки огоньки?
С вышины сквозь толщу серых туч
Вниз скользнул веселый теплый луч.
А за ним, как будто в море хлеба,
Вспыхнул васильком кусочек неба.
Он был влажный, он был синий-синий, -
Будто взгляд, знакомый с детских лет,
И казалось, он воскликнул: "Нет!"
Крикнул с болью голосом Галины.
Да, конечно, только показалось.
Ну какой там голос в самом деле?!
Только радость словно б вдруг сломалась
И метнулась в гущу старых елей.
Что ж потом? Ведь из любимых глаз
Хлынет столько неподдельной муки!
Огонек свернулся и погас...
Сжались губы, и ослабли руки...
- Что костер? Нет, нам не до костра. -
Голос сух и непривычно колок.
- Дождь уже кончается. Пора.
Скоро вечер. Поспешим, геолог!
- Нам,- сказал Андрей, - идти немного,
Лагерь наш вон там, за тем бугром.
Что ж, пошли, пока видна дорога.
Через час, я думаю, дойдем.
Вот и холм. И вмиг застыли двое;
Лагерь словно бурею смело,
А внизу чернело небольшое
Вовсе не знакомое село.
- Заблудились! - ахнула Татьяна. -
Ну, геолог, драть тебя и драть.
Так всегда бывает, как ни странно,
Если карт и компаса не брать.
Где же нам искать теперь ночлега?
- Здесь, - ответил Громов, - решено. -
Позади вдруг скрипнула телега
И раздался зычный голос: - Но-о-о!
На подводе высилась старуха,
В сапогах, в большом дождевике,
В заячьем залатанном треухе
И с кнутом в морщинистой руке.
- Бабка! Далеко ль до Белых Кочек?
И какое там внизу село?
- Это вон Аркашино, сыночек...
- Ишь куда нас, Громов, занесло!
- А до Кочек сколько?
- Верст двенадцать. -
Бабкин голос - ерихонский бас.
- Бабушка, а вы домой сейчас?
- Да куда же мне еще деваться?
Медсестру вон отвезла в район.
Вымокла и все кляла дорогу.
А по мне, что взмокла, слава богу!
Жить в деревне был ей весь резон.
А она, прожив здесь три недели,
Застонала: "Скука, тошнота...
Доктор строг... Все книжки надоели,
Так-де и завянет красота".
Вот и отвезла я стрекозу.
А про вас мне баяли словечко.
Вы тут камни ищете на речке.
Лезьте. Я к себе вас отвезу.
Таня тихо: - Может, неудобно?
Может, мы стесним? У вас семья?
- Я семью вам опишу подробно:
Вся семья - мой серый кот да я...
Только пусть я бабка, пусть седая,
Но силенки все ж во мне крепки,
Да и должность у меня мужская.
Я колхозный конюх, голубки.
Вечереет... Солнце кистью яркой
Прикоснулось к каждому листу
И в большую радужную арку
Вставило всю эту красоту.
В маленьком багряном озерке
Алые, в густых лучах заката,
Утка и пунцовые утята
Медленно плывут невдалеке.
Вон березка белый стан сгибает
И, стыдливо прячась за кустом,
Свой наряд зеленый отжимает,
Ежась под холодным ветерком,
Да, в тот вечер все вокруг сверкало
Тысячами радостных огней.
- Хорошо! - Татьяна прошептала.
- Очень! - тихо вымолвил Андрей.
2
Все небо к ночи снова занесло,
По стеклам зябко покатились слезы,
Но в хате бабки Аннушки тепло,
Здесь пряный запах меда и березы.
Бормочет, остывая, самовар,
С его загаром медным, как ни странно,
Отважно спорит бронзовый загар
Хозяйки дома, моющей стаканы.
У печки на протянутом бруске
Висят костюмы мокрые гостей
А их самих, одетых налегке,
Усталых и прозябших до костей,
Отправила старуха на лежанку,
Сказавши басом: - Грейтесь-ка пока.
Дорога в дождь, конечно, не сладка.
Ну, ничего, зато уж спозаранку -
Куда тебе ненастье иль гроза -
Погода будет ясной, как слеза.
Коль говорю, так вы уж верьте мне,
Ведь мой "баромет" у меня в спине.
Приятно после слякотной дороги,
Поужинав, улечься на печи
И чувствовать, как спину, плечи, ноги
Под шубой согревают кирпичи.
Посуду всю убрав в пузатый шкаф,
Уселась бабка важно за газету.
Вдруг кто-то, в раму часто застучав,
Протяжно крикнул: - Тетка Анна, где ты?!
Хозяйка, перегнувшись через стол,
Взволнованно спросила: - Что ты, Настя?
- Да с нашей Резвой, бабушка, несчастье,
Ей бык на ферме шею распорол!
Где ломота в коленях?! Быстро, споро
Метнулась бабка, будто на пожар.
Схватила телогрейку: - Я не скоро...
Вы отдыхайте... Грейте самовар...
Дверь хлопнула. Прогрохали ступени,
И тишина... Они теперь вдвоем...
И сразу же неловкое смущенье
Их молчаливо стиснуло кольцом.
- Люблю я сказки страшные, Танюша.
Ты б рассказала? - пошутил Андрей.
- Ну что же, пострашней так пострашней,
Могу, геолог, коли хочешь, слушай.
Жила-была принцесса... Впрочем, хватит!
Ты помнишь наш дорожный разговор
О затонувшем парусном фрегате,
Про институтский бал и мой позор?
Верней, не про позор, а про обиду
На то, что он не понял ничего,
Пришел с другой... Взглянул и не увидел,
А я ждала, я так ждала его!
Потом я часто думала о ней.
О той... Другой... Ну чем приворожила?
Ведь я лицом не хуже, ей-же-ей!
Ум? Но и тут я вряд ли б уступила.
- Но ты сказала, - Громов рассмеялся, -
Что он был с бочкой, рыжею, кривой... -
Однако смех мгновенно оборвался: -
Постой, ты плачешь? Таня, что с тобой?!
- Эх ты, геолог! - проглотив слезу,
Сказала Таня с невеселым вздохом. -
Ведь я же знаю - нынче там, в лесу,
Ты обо мне небось подумал плохо.
Решил, конечно: что ей до того,
Что я женат? Она и крохам рада...
Ты, как всегда, не понял ничего...
Нет, подожди, перебивать не надо.
Сейчас поймешь. О ней я солгала.
Однако верь мне: вовсе не со зла,
Так было проще. А она иная:
Не рыжая, увы, и не кривая.
Ее глаза (и это уж не ложь)
Большие, темно-синие и чистые.
А волосы, как перед жатвой рожь,
Такие же густые и пушистые.
Он ею жил, а я - пустой мечтой.
Ну вот тебе и сказочки конец!
Жила-была принцесса, а герой
Пошел совсем не с нею под венец...
Татьяна попыталась улыбнуться,
Но к горлу снова подступил комок.
- Графин с водой... вон там стоит на блюдце...
Сходи, не поленись, налей глоток...
Мир как-то сразу спутался, смешался...
- Так, значит, Таня... Значит, ты меня?..
- Уже пять лет. А ты не догадался?
Совсем стемнело. Разыщи огня.
- Зачем, Танюша?
- Да уж поздно. Вечер.
В других домах уже давно огни. -
Под легкой кофтой так округлы плечи...
А губы близко, рядом... Вот они!..
Он как в чаду. Он все забыл отныне.
И, как бы вечер ни синел сейчас,
В душе Андрея цвет небесной синий
Закрыли тучи темно-серых глаз.
Все мутит разум: и слова хмельные,
И тонкий запах девичьих волос,
И губы... губы влажные, тугие,
Слегка солоноватые от слез.
Татьяна Бойко, статно-горделивая,
Краса и гордость институтских стен,
Твоя теперь - покорная, счастливая
И ничего не ждущая взамен...
3
Ночь сползла в овраги. Рассвело.
Во дворах дымятся самовары.
А с плетней гремят на все село
Петухов победные фанфары.
Щелкнул за околицей пастух,
Разошлась туманная завеса,
И громадный огненный петух
Медленно взлетел над спящим лесом,
Все пока истомою объято...
Но, уже проворны и легки,
Солнечные желтые цыплята
Понеслись к селу вперегонки.
Через стекла яркою лавиной
В дом, в уют, в жилую теплоту!
Вот уж двое прыгнули на спину
Серому ленивому коту,
Эти трое бродят по буфету,
Те рядком уселись на окне,
А вон тот забрался на газету
И полез беспечно по стене...
* * *
Дверь открыв, вошла хозяйка в хату,
Полушалок скинула на стол.
- Здравствуйте-ка, с солнышком, ребята!
А "баромет" мой-то не подвел!
И, повесив ватник возле печи,
Гулко пробасила: - Ну, дела,
Я всю ночь сегодня не спала.
Бык-то крепко лошадь покалечил.
Только что ж вы, милые, молчите?
Может, я не то все говорю?
Или просто вы так крепко спите?
Ну-ка, ну-ка, дай-ка посмотрю!..
Так и есть: ладони разметав.
Парень спал, плечистый, смуглолицый,
А она, к плечу его припав,
Крепко сжав пушистые ресницы.
Все во сне губами шевелила.
Что шептал с улыбкой этот рот?
Может статься, говорил он: "Милый!.."
Может... Впрочем, кто их разберет!
Бабка вдаль задумчиво взглянула,
Видно, что-то вспомнила, вздохнула.
Что ж, и ей когда-то, может быть,
Довелось такое ж пережить...
Ласково гостей перекрестила,
Что-то прошептала горячо
И полой тулупчика прикрыла
Девичье открытое плечо...