‹Из Ламартина›
Как часто, бросив взор с утесистой вершины,
Сажусь задумчивый в тени древес густой,
        И развиваются передо мной
Разнообразные вечерние картины!
Здесь пенится река, долины красота,
И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;
Там дремлющая зыбь лазурного пруда
    Светлеет в тишине глубокой.
    По темной зелени дерёв
Зари последний луч еще приметно бродит,
Луна медлительно с полуночи восходит
    На колеснице облаков,
    И с колокольни одинокой
Разнесся благовест протяжный и глухой;
Прохожий слушает, — и колокол далекий
С последним шумом дня сливает голос свой.
    Прекрасен мир! Но восхищенью
    В иссохшем сердце места нет!..
По чуждой мне земле скитаюсь сирой тенью,
И мертвого согреть бессилен солнца свет.
        С холма на холм скользит мой взор унылый
И гаснет медленно в ужасной пустоте;
Но, ах, где стречу то, что б взор остановило?
И счастья нет, при всей природы красоте!..
И вы, мои поля, и рощи, и долины,
Вы мертвы! И от вас дух жизни улетел!
И что мне в вас теперь, бездушные картины!..
Нет в мире одного — и мир весь опустел.
        Встает ли день, нощные ль сходят тени —
    И мрак и свет противны мне…
        Моя судьба не знает изменений —
        И горесть вечная в душевной глубине!
Но долго ль страннику томиться в заточенье.
Когда на лучший мир покину дольный* прах,
Тот мир, где нет сирот, где вере исполненье,
Где солнцы истины в нетленных небесах?..
    Тогда, быть может, прояснится
Надежд таинственных спасительный предмет,
        К чему душа и здесь еще стремится
        И токмо там, в отчизне, обоймет…
Как светло сонмы звезд пылают надо мною,
    Живые мысли божества!
        Какая ночь сгустилась над землею,
        И как земля, в виду небес, мертва!..
Встает гроза, и вихрь, и лист крутит пустынный!
        И мне, и мне, как мертвому листу,
    Пора из жизненной долины, —
Умчите ж, бурные, умчите сироту!..
Между 1820 и мартом 1822, ‹1823›