Вкруг ломберных столов – преклонных лет блудницы. И камни, и металл – на шеях, на руках. Жеманен тел изгиб, насурмлены ресницы. Во взорах ласковых – безвыходность и страх.
Там, над колодой карт, лицо с бескровной кожей. Безгубый рот мелькнул беззубой чернотой. Тут пальцы теребят, сжимаясь в нервной дрожи, То высохшую грудь, то кошелек пустой.
Под грязным потолком, от люстр, давно немытых, Ложится желтый свет на груды серебра, На сумрачные лбы поэтов знаменитых, Которым в пот и кровь обходится игра.
Так предо мной прошли в угаре ночи душной Картины черные, пока сидел я там, Один, вдали от всех, безмолвный, равнодушный, Почти завидуя и этим господам,
Еще сберегшим страсть, и старым проституткам, Еще держащимся, как воин на посту, Спешащим промотать, продать в веселье жутком Одни – талант и честь, другие – красоту.
И в страхе думал я, смущенный чувством новым, Что это зависть к ним, пьянящим кровь свою, Идущим к пропасти, но предпочесть готовым Страданье – гибели и ад – небытию.
